Натиг Расулзаде: "Большое искусство делается не столько головой, сколько сердцем"

Натиг Расулзаде родился в Баку в 1949 году. Окончил Литературный институт в Москве. Вице-президент PEN клуба Азербайджана, член правления Союза писателей, правления Союза кинематографистов, правления Союза театральных деятелей Азербайджана. Автор более сорока книг, изданных в Баку, Москве, странах Европы, а также десятков пьес и сценариев художественных фильмов.

Продолжение. Начало см. "Натиг Расулзаде: "Настоящая литература должна быть бессюжетной, как наша жизнь""

- Что вам нужно для работы?

- Это очень индивидуально. Я человек капризный - в квартире никого не должно быть, когда кто-то ходит, и я слышу, как скрипит паркет, это раздражает. В Литинституте с нами учился один очень хороший парень - он писал стихи, когда гремело радио, пьяные играли в карты, орали друг на друга. Ему было все равно. Он говорил: «Я их не слышу». Я ему страшно завидовал, потому что хотя жил один в комнате, запирался, но все равно, когда в соседней кто-то громко смеялся, я мог зайти туда накричать и даже подраться. Это капризы. Но у меня было так.

Еще я люблю красивые настольные лампы - нужно пятно света. Люблю писать ручкой, хотя сейчас не могу себе позволить, потому что приходится быстро. Если есть какие-то заказные вещи, переходишь на компьютер. Раньше писал сначала ручкой на бумаге, а потом переносил на компьютер. Переносил и там редактировал. Это процесс довольно долгий. Но обязательно надо редактировать, окинуть текст свежим взглядом. Если посмотришь, через месяц-два, то видишь огрехи. 

Хемингуэй обязательно должен был поскандалить дома, чтобы выплеснуть эмоции, а потом спокойно работать. Есть люди, которые в голове носят целые романы, еще строчки не написав. А я не так, я должен общаться с бумагой. Даже если это ересь какая-то, я должен сначала это написать, а потом по ходу уже думать. 

Литература и искусство не только от головы идут, чтобы носить месяцами в голове роман, а потом осталось только сесть и написать. Это неправильно. Это слишком прагматичный подход к искусству. Настоящее искусство должно рождаться не так.

- Есть ли понятие «литература Кавказа», есть же понятие «кавказский менталитет»?

- На Кавказе есть яркие прозаики, поэты - Расул Гамзатов, Фазиль Искандер. Но какой-то единой школы нет. На Кавказе, когда всплывает имя, ты почитать, ознакомиться, узнать. А вот, например, латиноамериканскую литературу не нужно ждать, ты уже знаешь, что там есть целая школа, молодые писатели идут вслед за Маркесом, вслед за Борхесом, вслед за Жоржи Амаду, Кортасаром, Карпентером. Меня больше интересует русскоязычная кавказская литература, ведь когда в переводе читаешь – это совсем другое.

- Есть какая-то общность у кавказских писателей?

-Общность, конечно, есть. Любой настоящий, талантливый писатель, в первую очередь, должен быть гуманистом. Он должен писать гуманистически. Мирза Фатали Ахундов переписывался с Лермонтовым. Также был Джалил Мамедкулизаде - классик азербайджанской литературы, очень яркий прозаик.

- А что отличает кавказскую литературу от мировой?

- Колорит. Азербайджанские писатели пишут об Азербайджане. Азербайджан 100-150 лет назад совсем не был похож ни на Россию, ни на Европу.

- А на Турцию?

- Азербайджанская и турецкая литература непохожи. Турция большая страна, у ее писателей и тогда было много возможностей выхода на мировой рынок. Но есть и схожие вещи. У нас почти один язык.

Но это все я говорю о прозе, а Кавказ - все-таки Восток, где более развитые, более глубокие корни поэзии. Начать с гениального Физули. Правда, мы не умеем пропагандировать своих великих писателей. Физули по уровню не ниже Шекспира, не ниже Данте. Но в России его знают лишь специалисты, литературоведы. В Европе мало знают. В Америке вообще не знают. Зато Шекспира и Данте знают все. А у нас глубочайшая поэзия - Низами, Физули, Вагиф, классик азербайджанской поэзии Мирза Алекпер Сабир. Его произведения в стиле горькой сатиры до сих пор актуальны. Любой, кто владеет пером, поэт, писатель, он в первую очередь должен замечать недостатки, показывать их. Это напоминает работу хирурга, который вырезает больной орган и выбрасывает его, чтобы человек жил. Писатель своим пером тоже должен у общества вырезать больные органы - взяточничество, местничество. Мирза Алекпер Сабир это лучше всех показывал. Пушкин как-то сказал: "Я ненавижу русский народ, но не люблю, когда об этом говорят другие". Это слова гения. Он ненавидит народ за лень, за пьянство, он хотел бы все это отсечь. Если говорить, что «наш народ самый умный», не будет никакого прогресса. Надо изъять слабые звенья, чтобы люди жили.

Проза Азербайджана относительно молодая. Она фактически и началась с Ахундова. Мы народ ашугов. Ашугское творчество у нас очень развито. Их можно по-русски назвать бардами - когда человек под гитару выдает свои мысли в поэтической форме. Ашуги на сазе исполняют и выдают свои мысли в поэтической форме. Это искусство у нас имеет глубочайшие формы. Это ни на что не похоже. - ни на русскую поэзию, ни на европейскую. Это есть только в Азербайджане.

Или мугам. Мугам есть в восточных странах, но азербайджанский мугам другой. Во всем мире слушают наших исполнителей, приезжают сюда слушать и поражаются, какое это такое великое искусство. Мугам –искусство, в создании которого принимал участие весь народ. Народное творчество очень сильное. Чайковский, Моцарт, есть Узеир Гаджибеков - величайшие композиторы, но у каждого из них не хватает сил, чтобы говорить за миллион человек. А когда десятки тысяч, сотни тысяч людей создают нечто, то оно живет столетиями.

- Вы над чем сейчас работаете? Пишете сценарии?

- Пишу, но сценарии кто-то должен заказать. Это же не книга, которую если написал, и не издаст одно издательство, то издаст другое. Не напечатает этот журнал, напечатает другой. За моими плечами 20 сценариев, по которым короткометражные и полнометражные фильмы снимали известные режиссеры, получали премии.

В Страсбурге каждый год проводят всемирный фестиваль короткометражных фильмов, выбирают лучшие фильмы. 15 лет назад фильм, снятый по моему рассказу, моему сценарию получил там первую. Но в 2000 году это как-то замолчали, не оценили должным образом.

- Над книгами работаете?

- Я постоянно работаю. Сделал журнальный вариант романа «Гольфстрим». Задумал его без сюжета, чтобы максимально приблизить к жизни. Вы же не знаете, по сюжету вы живете или нет. Никто не знает. Но у вас каждый день бывают десятки сюжетов - пошла туда-то, встретила того-то. Так же я хотел построить этот роман. Первая половина вышла. Вторая сейчас выходит.

Сейчас я делаю книжный вариант, потому что книга не считает себя законченной. Она все время беспокоит, все время тревожит: «Вставай! Вставай! 3 часа ночи, хватит спать. Вставай! Пиши!» Мне сейчас трудно работать так, как в 20-25 лет, но когда что-то беспокоит, надо от него отделаться. Я уже заканчиваю, но этот роман может еще какую-нибудь каверзу выкинуть...

Я к своим вещам отношусь как к живым. Они и становятся живыми. Это живой организм. Я 20 лет печатал на машинке «Эрика», купленной в Москве на гонорар, к ней тоже относился как к живому существу. И она ко мне хорошо относилась. Мы сработались. Я печатал, как машинистка….

… Иногда что-то не дает покоя, думаешь - черт с ним, напишу рассказ, избавлюсь. Пока есть время, быстро зафиксировал; читается интересно; но чуда не произошло. А в этом романе происходит. Он бессюжетный, и вместо одного большого взрыва он дает постоянно вспышки. Эти вспышки притягивает. Когда поставишь точку, неизвестно. Когда этот материал говорит: «Всё, я кончился», тогда ставишь точку. А когда намеренно ставишь, говоришь: «Хватит, черт с тобой, убирайся, ты мне надоел», то все равно это не выход из положения. Тогда точка стирается. А когда заканчиваешь и чувствуешь, что наступило облегчение не столько для ума, сколько для сердца, потому что все-таки большая литература, большое искусство делается не столько головой, сколько сердцем.